Богоявление принадлежит к самым древнейшим христианским праздникам. О нём говорит ещё Климент Александрийский (II в.). Но в первоначальной Церкви Христовой, по крайней мере в восточной половине её, предметом празднования 6-го января было не Крещение, а Рождество Христово. Целый ряд церковных отцов свидетельствуют, что 6-го января (Epiphania или Theophania) всегда было праздником Рождества Христова.
Основанием такого обычая Церкви были тогдашние богословские споры. Борьба против Божества Христова, высказавшаяся прежде всего в эвионизме и докетизме, возродилась с новою силою в форме арианства и родственных ему доктрин. Неверие в Божество Христово находило бы сильное подспорье в самой церковной жизни, как скоро в ней совершался бы праздник, посвящённый исключительно или главным образом Крещению, особенно в то время, когда праздника Рождества (25 декабря) не существовало вовсе.
Это было бы фактическим опровержением её веры в Божество Иисуса Христа. В силу этого внимание Церкви сосредоточивается преимущественно на рождении Господа, а не на крещении Его. О крещении не упоминается ни в одном символе церковном. Согласно с этим, отцы Церкви в празднике Богоявления видели не праздник крещения, а праздник рождения. Св. Ефрем Сирин называет его днём рождения; праздником рождения считают его три великие каппадокийские учителя Церкви. Яснее других высказывает это св. Григорий Назианзин: «Ныне празднуем мы Богоявление или праздник Рождества».
Впрочем, можно думать, что в древности 6-е января было общим праздником явления Бога миру. Поэтому в этот день вспоминалось не только рождество и крещение Господа, но и явление чудесной силы Божества в показавшейся на востоке звезде, приведшей волхвов на поклонение родившемуся Христу, в претворении воды в вино на браке в Кане Галилейской и в насыщении 5000 человек пятью хлебами в пустыне.
В Москве праздник Богоявления совершался в XVII веке с необыкновенною торжественностью, благодаря участию в службах патриарха и присутствию царя.
Накануне, в навечерие, царские часы совершались обыкновенно в Успенском соборе, и их читал соборный диакон в стихаре. Патриарх не служил часов, но непременно присутствовал при совершении их. Поэтому торжественное совершение часов переносилось иногда в Крестовую патриаршую церковь, когда в соборе «студено было».
По той же причине на Богоявление употребляли сосуды средние, «а золотых для того не выносят, что в них греть нельзя: мусия портится от жару, и впредь зимою их не выносят к службе».
Порядок службы не отличался от современного; лишь по окончании часов, по совершении обычного многолетия, патриарх говорил присутствующим особую речь. Он призывал к себе всех прилучившихся там властей, т. е. митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов, протопопов и весь священный чин, и гостей, и всех православных христиан, и произносил вслух всем:
«Празднуем предпразднество Богоявлению Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. И молим всемилостиваго и всещедраго и преблагаго в Троице славимаго Бога, и Пречистую Богородицу, и великих чудотворцев, и всех святых о вселенском устроении и о благосостоянии святых Божиих церквей и о многолетном здравии великаго государя нашего; дай, Господи, великий государь наш царь и великий князь (имя рек) владимирский, и московский, и новгородский, и казанский, и астраханский, и всея Руси самодержец, здрав был на многия лета… и со всеми православными христианами, в нынешний настоящий год и в предыдущия многия лета!»
Водоосвящение совершалось или после заамвонной молитвы литургии или после «Исполним вечерняя молитвы» вечерни (в субботу). Литургию и вечерню в Успенском соборе служил сам патриарх. В последнем случае, после обычного начала, он сам говорил «Царю небесный» и псалом.
На литургии, после Херувимской песни, начинались приготовления к водосвятию. Ключари ставили стол пред амвоном, между передними столпами собора, на столе постилали цветные пелены, числом до 8, а на пелены полагали две скатерти. На этом столе ставили две чаши, серебряную да оловянную, в которых воду святили потом, три серебряные кратира да один ковшик серебряный, и четыре шандала со свечами. Пред столом (с полсажени) на аналое полагали икону праздника.
Тем временем сторожа приносили воду с реки и поставляли её около стола, а у стола полагали колоду, или «приступ» (ступеньку), на которую становился патриарх при погружении креста.
После заамвонной молитвы начиналось водоосвящение. Из алтаря выходил патриарх, неся на голове своей крест. Его вели под руки два архиерея, а около него шёл диакон с Евангелием. Впереди диаконы и придельные священники несли запрестольный крест и образ Богоматери; впереди же шли со свечами и рипидами.
Патриарх становился на своём месте (где облачается), с иконой и крестом становились за амвоном, а Евангелие и крест золотой с фиником («чем кропят Государя и народ») диаконы полагали — первое на скатерти, а второй на серебряном блюде.
К этому времени в собор приходил царь и становился у заднего столпа. Патриарх раздавал свечи царю, властям, боярам и всем молящимся, кадил икону праздника, стол, алтарь и всю церковь. Тем временем ключари или диаконы наливали воду в чаши, а воду для этого приносили с государева двора «отвариваную», в четырёх оловянных сосудах, и если не хватало её, то доливали речною.
Певчие в это время начинали петь стихиры, и освящение воды совершалось по чину. Когда, после Евангелия, патриарх читал молитву над водою и в этой молитве подходил к молению «о царе и о царице и о чадех», то он, взяв в руку крест, обращался лицом к царю и, осеняя его крестом, молился о нём.
Для погружения креста патриарх становился на колоде и, освящая воду, держал крест на восток, «не обращая к себе». При этом погружении патриарх сам с сослужившими архиереями дважды пел тропарь праздника, а в третий раз пел его соборный протопоп с ключарями.
Освятив воду, патриарх погружал в неё свечи государевы и мирские, наливал две кружки водою и посылал их одну во дворец к Государю, а другую к себе в келью, «к завтрею», причащаться после обедни, и раздавал воду народу. После этого, налив воды на мису, кропил ею алтарь и всю церковь и, возвратившись на своё место, причащался сам святой воды из кратира, причащал ею царя, властей и весь народ.
Для этого патриарх сам становился на главном амвоне, а сослужившие с ним архиереи и архимандриты в других местах собора давали каждому причащаться св. воды из кратиров «по единожды».
За причащением следовало благословение всех крестом и окропление св. водою. В это время певчие много раз пели тропарь праздника.
По окончании богослужения пономари ставили на амвоне аналой с иконою праздника, а посредине собора подсвечник; певчие выходили на средину и пели тропарь и кондак, а протодиакон возглашал многолетие царю и всему его дому.
Патриарх выходил из Царских дверей к царю и здравствовал ему со властями своими, а после них здравствовали царю бояре. Протодиакон возглашал многолетие патриарху, и патриарху здравствовали власти, потом царь и бояре. Этим и оканчивалась служба в соборе.
Царь получал благословение от патриарха и возвращался к себе во дворец, а патриарху еще особо здравствовали в алтаре соборяне во главе со своим протопопом.
В самый Богоявлениев день водоосвящение совершалось ещё раз, но уже не в соборе, а на Москве-реке, пред Тайницкими воротами. Крестный ход на воду отличался таким блеском и великолепием, как ни один другой. В нём принимал участие сам патриарх вместе с многочисленным духовенством, окружённый возможным церковным благолепием; в нём и царь являлся народу в полном блеске своего сана, со всем великолепием и пышностию.
Посмотреть на этот ход и на торжественный обряд освящения воды патриархом на Москве-реке съезжались в Москву русские люди со всего государства, почему и стечение народа в этот день было необыкновенное.
На Москве-реке, пред Тайницкими воротами, где должно было происходить освящение воды, устраивалась высокая красивая сень, на четырёх колоннах, с расписным карнизом и золочёным крестом на верху.
По углам сени находились изображения евангелистов, а внутри — апостолов и Крещения Господня. Для украшения её употреблялись раскрашенные цветы из шёлковых материй и жести, зелёные листья и птицы, вырезанные из листьев меди.
Около этой иордани ставились особые места для патриарха и царя. Особенно выделялось царское место, по своей затейливости и красоте. Оно устраивалось наподобие круглой сени, на пяти столбах, с пятью главами, украшенными золочёными крестами. И внутри и снаружи оно отделывалось резьбою и также расписывалось красками, серебром и золотом; между столбов находились рамы со слюдяными окнами; одна из них служила дверью. Кругом сени и мест (царского и патриаршего) обносилась резная решётка, а всё пространство её покрывалось красным сукном.
Самое водоосвящение совершалось большею частью пред обедней. В 1682 году, кажется, в первый раз ходили на иордань после литургии. Благовест к выходу на воду начинался, обыкновенно, «в четверть часа дни» (т. е. в 7-м часу утра). В это время сходились в Успенский собор с образами из Чудова монастыря, от Николая Гостунского, с Троицкого подворья, от Архангела и из других соборов и из всех сороков.
Вместе с крестными ходами со всей Москвы собиралось в Кремль и всенародное множество. Однако путь от Успенского собора до иордани был совершенно свободен: по сторонам его, в две линии, были поставлены ратным строем стрельцы, в цветном платье, с знамёнами и с барабанами.
«В полчаса дни» власти собирались в Крестовую, откуда вместе с ними патриарх шёл в собор. По облачении патриарха и властей, торжественный звон возвещал о царском шествии в собор. В сопровождении бояр и прочих сановников, царь входил в собор и здесь, в приделе Димитрия Солунского, возлагал на себя большой царский наряд.
Приложившись ко св. иконам и мощам, он подходил к патриарху и, получив от него благословение крестом и рукою, становился у заднего столпа. Ключари раздавали кресты и иконы и устанавливали в порядки священников с иконами.
Между прочим, иконы на воду брали лишь те, которые носились в малых крестных ходах, только крест большой и фонарь да Евангелие харатейное из Архангельского собора. Последнее несли два диакона в особом бархатном ковчеге, вынув предварительно тетрадь, по которой патриарх читал Евангелие на иордани.
Крестный ход открывали стрельцы в числе 400 или 600 человек. Они были в лучшем цветном платье и шли по четыре человека в ряд, с золочёными пищалями и винтовками, с золочёными копьями и протазанами. За ними следовало многочисленное духовенство, в богатейших облачениях, с патриархом во главе. Впереди шли два соборных священника, наблюдавшие за порядком и местом участников хода.
Когда крестный ход выходил в западные двери, царь шёл и останавливался в южных дверях. Проходя мимо него, патриарх осенял его крестом, а духовенство чествовало поклонами. За патриархом следовал царь со своею нарядною свитою, по три человека в ряд. Впереди шли дьяки и те служилые люди, которые были в бархатных кафтанах; за ними дворяне, стряпчие, стольники в золотых кафтанах и наконец ближние люди в богатых шубах.
Сам государь шёл в большом царском наряде. Сверх зипуна и богатейшего станового кафтана на нём было царское платье из дорогой золотой материи, с жемчужным кружевом, усыпанным драгоценными каменьями. Царский венец блестел алмазами, изумрудами, яхонтами; плечи государя покрывали великолепные бармы; на груди его, на золотой цепи, был крест, а в правой руке жезл, украшенный золотом и каменьями. Под руки поддерживали государя двое стольников.
Когда крестный ход приближался к Тайницким воротам, вперёд отправлялись ключари и кропили святою водою путь, иордань и места царское и патриаршее. С собою же они приносили в ковчеге крест жемчужный для погружения, а большой золотой, который нёс патриарх на главе, не погружали.
У иордани, на трёх аналоях, они размещали иконы: на среднем полагали крест и Евангелие, крест на мисе, на правом — иконы Предтечи, Николая Чудотворца и др., на левом — Влахернской Богородицы, московских чудотворцев и в том числе Сергия и др. Соборные диаконы очищали лёд на иордани сеткою, обшитою красным сукном.
Когда патриарх и царь становились на свои места, власти подходили к ним и отдавали поклоны. Патриарх осенял крестом государя и народ, раздавал всем свечи, кадил и потом совершал водоосвящение по чину.
Нужно заметить, что чин начинался в соборе, и во всё время хода на воду царские певчие пели стихиры: «Глас Господень». После креста патриарх погружал свечи государевы, даже в 1656 году, хотя в этом году действо совершалось уже «по Чиновнику по новому печатному, а в Чиновнике о том не написано, в кое время свещи погружать» (Синод. № 93).
По освящении воды патриарх почерпал её серебряным ведром и передавал её ключарям, наполнял ею государеву стопу для дворца и, взойдя на своё место, здравствовал государя, давал ему в своей руке крест целовать, кропил св. водою и кадил.
За ним прикладывались ко кресту и окроплялись власти, бояре и все люди, поздравлявшие царя, а для окропления знамён и войск, расставленных по Москве-реке, посылались два архимандрита.
http://drevodelatel.ru/publ/dukhovnoe/raznoe/kreshhenie_gospodne_na_rusi/33-1-0-434