Храм Преображения Господня, село Сивково, можайского района МО

Паломничество в Новый Иерусалим

Все фото

В ближайший воскресный день после престольного праздника прихожане нашего храма отправились в паломничество в Иерусалим. Новый, на 6 машинах.

Топография, топонимика, церковные сооружения монастыря и окружающей территории, простиравшейся на несколько десятков километров, создавали образ Святой Земли и воспроизводили главные христианские святыни Палестины.

На расположенном в центре этой территории холме, получившем название Сион, был основан монастырь — своеобразный город-храм.

Некоторые здания монастырского комплекса повторяют очертания сооружений Святой Земли, а главный собор монастыря, освященный в 1685 году святейшим патриархом московским Иоакимом, построен по подобию Храма Гроба Господня в Иерусалиме.

В соборе воспроизведены священные подобия горы Голгофы, пещеры Гроба Господня, места трехдневного погребения и Живоносного Воскресения Спасителя.

Голгофа.

Башни также имеют символические названия: Входоиерусалимская, Гефсиманская и т.д.

Окружавшие монастырь холмы именовались Елеонским, Фаворским и пр., села — Преображенское, Назарет, Капернаум. По земле Российской Палестины течет быстрая извилистая река Истра, получившая имя Иордан; ручей, обтекающий монастырский холм, — Кедронский поток. Ныне значительную часть территории занимает город Истра, до 1930 года называвшийся Воскресенском.

Гора Голгофа снаружи усправа у входа в храм.

Горячее обсуждение у южного входа.

Так это место выглядит в Иерусалиме старом.

Воскресенский собор возводился по образу романского Храма Гроба Господня в Иерусалиме. Известно, что при его строительстве использовался чертёж иерусалимского храма иеромонаха Арсения. При новых контурах собор в плане соответствует обмерам палестинской святыни, приведённым в «Проскинитарии» иеромонаха  повторена и схема расположения отдельных помещений. Уже при Никоне было положено начало системе поясняющих надписей в интерьере и на фасаде собора, выполненных на белокаменных плитах, иконостасах и керамических поясах и увязывающих топографию собора с Храмом Гроба Господня.

Как нечто неожиданное и странное воспринимается нами теперь «подмосковная Палестина»  — грандиозный замысел создания святых мест во образ мест Палестины, связанных с земной жизнью и подвигом Господа Иисуса Христа, с центром в Воскресенском Ново-Иерусалимском монастыре, главный собор которого построен по плану, размерам и по подобию храма Гроба Господня в Иерусалиме. А между тем Новый Иерусалим — это лишь как бы кристаллизация и вершина развития очень древних традиций Русской церкви, берущих свое начало в X веке, со времен крещения Руси.

Церковь, в ней же титла надписаны от пилата еврейски, гречески, римски:

Придел бичевания в старом Иерусалиме:

Самочинно начали экскурсию:

А вот вход в подземную церковь обретения Креста, Константина и Елены:

Спускаемся по лестнице:

Вот и сама церковь:

33 ступеньки вниз в не очень большое помещение церкви.  Внизу — единственный в своем роде медный иконостас, рядом с каноном 2 могилы: единственного сына и жены Суворова. Сын погиб при переправе через Рымник во время военного похода.
Справа от алтаря проход к Животворящему кресту и колодцу со святой водой.
Аркадий Александрович Суворов

Накрапывающий дождик смывал слезы солдат стоящих на берегу темной румынской реки под названием Рымник. На их руках лежал молодой генерал и открытыми безжизненными глазами смотрел в бескрайнее небо. Рядом стоял его кучер, склонив колени и уткнувшись в неестественно вывернутую ладонь Аркадия Суворова-Рымникского, рыдал навзрыд.

День 13 апреля 1811 года стал последним боем генерал-лейтенанта. Его убила не пуля, а река, в которую он бросился, чтобы спасти своего кучера. Всего лишь одиннадцать лет прошло с тех пор, как был похоронен его отец, знаменитый фельдмаршал Александр Васильевич Суворов. Можно ли верить в случай, ведь место победы фельдмаршала над турецкими войсками и давшее титул графа Рымникского убило его сына. Да и день под числом 13 не сулил ничего хорошего. Но все это лишь приметы и ничто по сравнению с жизнью, которую прожил единственный сын графа Суворова.

Родился он жарким днем 4 августа 1784 года. Его мать Варвара, урожденная графиня Прозоровская, в очередной раз, обмакнув перо в чернильницу, слово за словом выписывала строки своему суженному с сообщением о радостном событии, о котором он так мечтал.

Действительно, после рождения дочери Наталии граф Суворов совсем недолго пробыл со своей супругой и постоянно убывал в войска. Известие о том, что его супруга носит еще одного ребенка взволновало и растрогало его, и он бросился в имение, где неожиданно застал ее с секунд-майором неспешно прогуливавшимся возле ее супруги. Зная блудный нрав супруги, топнув ногой и сорвав пару горстей чертополоха Александр Васильевич бросился прочь. Его просьба о разводе не была удовлетворена высочайшим синодом и граф вернулся к своим войскам.

В пути его догнало сообщение о рождении долгожданного сына. Недолго думая он отрекся от него и погрузился в свою привычную походную жизнь. Лишь спустя несколько лет он вспомнил о ребенке и определил его на жительство к сестре Наталии, которая к тому времени уже вышла замуж за фаворита императрицы Екатерины.

Вот тут – то и началась райская и вольготная жизнь Аркадия. Окруженный заботой и домашними учителями ему не приходилось задумываться о будущем, и он рос задиристым и хулиганистым подростком, но все же не лишенным светского образования. Поскольку сестра постоянно потакала по всевозможным поводам, Аркадий пристрастился к картежным кутежам и влез в долги. Армейская служба почти не интересовала его и молодые офицеры приставленные к нему не смогли привить любовь к сражениям, поскольку и сами еще не почувствовали запаха пороха и свиста пуль над головой.

Сменивший Екатерину, Павел I не признал побед Суворова.  Опальный фельдмаршал на длительный срок удалился в имение Кочанское, где практически не находил себе места из-за взрывного характера и жажды свершений. Именно в это время и удалось Наталии привезти к нему Аркадия. Эта встреча изменила обоих. Александр Васильевич признал в нем окончательно своим сыном, поразившим почти фотографическим сходством с ним самим в юности и он решил вплотную заняться его воспитанием.

Первым делом он заменил почти всех гувернеров и преподавателей на боевых бравых офицеров, которые и начали прививать Аркадию военную науку. Несмотря на то, что было потеряно очень много времени впустую благодаря отцовской хватке и упорному характеру к 14 годам его зачислили в гвардию сначала камер-юнкером, а затем и в камергеры при великом князе Константине Павловиче. Первый порох войны ему удалось почувствовать в 15 лет во время Итальянского похода, где ему посчастливилось вновь встретиться со своим отцом. Посмотрев на своего возмужавшего сына, обнял его и дал напутствие, что «сам погибай, но друга выручай». Эти слова и припомнит молодой генерал – лейтенант на реке Рымник, бросившись в бурную реку. При падении в воду он подвернул руку и попал в водоворот. Казалось бы, брось все и спасайся, но Аркадий превозмогая боль начал выталкивать кучера на поверхность ближе к несущимся мимо бревнам и корягам, за которые можно ухватится. Крики двух барахтающихся людей неожиданно смолкли. Кучер, стиснув зубы, вцепился в бревно и подплывал к берегу, а Аркадий медленно опускался на дно с застывшим на губах словом:

— Живи!

Похоронили его со всеми воинскими почестями в усыпальнице графа Прозоровского в Новоиерусалимском монастыре. Подземная церковь Константина и Елены приютила и мать Аркадия, урожденную Варвару Прозоровскую в приделе «Утоли мои печали» той же церкви.

Долгое время гробница Аркадия была ничем не огорожена и многие люди просто-напросто топтались по темной плите в полу не подозревая, что под ней покоятся останки юного генерала. Самое страшное в людской жизни – это забвение, когда имена стираются на могильных плитах и холмики в полях зарастают травой. Но также страшно то, когда прах тревожат и нет покоя даже после смерти. Хотя… Если находят останки погибших воинов на полях былых сражений и потом с почестями хоронят в братской могиле, навечно записывая его имя на стеле, то забвение сменяется вечным покоем. К сожалению, Аркадию пришлось еще раз вознестись на руках археологов из своего пристанища и перекочевать в монастырское хранилище древних артефактов обычным экспонатом с инвентарным номером.

Пройдет время, реставрация закончится, церковь вновь вернет свой первозданный облик времен Елизаветы и Аркадий вернется в свой последний приют. И мы с вами, преклоним колени у его могилы склонив голову в почтении, еще раз вспомним простой и  Великий Подвиг этого человека, его жизнь, мужество и самопожертвование ради всех нас…

Эфиопский монастырь на крыше церкви Константина и Елены в старом Иерусалиме:

Купол ротонды Воскресения в старом Иерусалиме:

И в Новом:

«Значительным этапом идейно-духовного развития патриарха Никона было пребывание в сане архимандрита Ново-Спасского монастыря в Москве в 1646-1649 годах, связанное с началом его возвышения и дружбой с царем Алексеем Михайловичем. Здесь Никон руководил постройкой нового каменного соборного храма и новых стен. В этот же период он познакомился и много беседовал в столице с находившемся в ней иерусалимским патриархом Паисием, который подарил ему в 1649 году сувенир Святой земли — кипарисовую инкрустированную перламутром модель храма Гроба Господня (Воскресения Христова) в Иерусалиме палестинском.

Эта модель вплотную приблизила Никона к желанию построить нечто подобное в натуральную величину в России. Косвенным свидетельством в пользу такого предположения может служить факт, описанный архидиаконом Павлом Алеппским, побывавшим в Новгороде в 1655 году по предложению патриарха Никона, который был митрополитом Новгородским с 1649 по 1652 год. В Софии Новгородской на Великом входе за литургией несли вместе с чашей и дискосом серебряные изображения Сионов, подобные храму Воскресения Христа в Иерусалиме. Если такой обычай даже не был установлен святителем Никоном, то во всяком случае был им одобрен и утвержден. Это значит, что модель (копия) храма Гроба Господня не выходила у него из головы. А прямым свидетельством в пользу этого является следующее. В 1649 году старец Троице- Сергиевой лавры Арсений Суханов отправился на Восток будто бы за древними книгами и рукописями для книжных и обрядовых исправлений в Русской церкви. Возвращается он с Востока окончательно в 1654 году и привозит патриарху Никону свой знаменитый «Проскинитарий», где даны подробное описание храма Гроба Господня в Иерусалиме и обмеры этого храма, сделанные по просьбе святейшего. Правда, Арсений, в период с 1649 по 1654 год трижды возвращался с Востока в Россию. Поэтому трудно сказать, когда именно патриарх Никон сделал ему этот заказ, важно, что в любом случае он был сделан задолго до того, как Никон приступил к созданию Нового Иерусалима. Почему же, став патриархом, святейший Никон принялся строить сначала не Новый Иерусалим, а другой — Иверский Валдайский монастырь? Вряд ли Никона устраивало простое копирование одного только иерусалимского храма Гроба Господня, хотя он не мог не загореться желанием постройки такого храма в натуральную величину, имея пред собой его кипарисовую модель. Но в то же время и прежде всего Никон был патриарх Всея Руси — единственной могучей православной державы мира, много думавший о всемирном историческом и духовном значении Русской Православной Церкви, которая не им одним давно осознавалась как Святая Русь — образ Небесного Иерусалима и горнего Сиона. И к этим Небесным образам Никон давно тяготел. Становится ясно, что для патриарха Никона никак не соединялись в богословском синтезе его экклезиологические взгляды и две тенденции в символике русского храмо- и градостроительства, шедшие, как мы видели, двумя независимыми, но параллельными путями, — воплощение образов исторической Палестины (исторического Иерусалима) и воплощение образов горнего мира («Иерусалима Нового»), насколько он описан в Откровении Иоанна Богослова. Последняя тенденция как будто уже нашла свое выражение в Москве, о чем мы уже говорили. Никон это хорошо знал. Но он хорошо знал также и то, что Москва — это прежде всего «третий Рим» и не только в духовном смысле, как преемница церковной столицы православия — Константинополя, но как мирская столица, державный центр, в чем-то подражавший даже языческому Риму и другим столицам мировых империй. К тому же Москва — это все-таки и город мирской суеты, «житейского моря, воздвигаемого напастей бурею»… Человек глубокого духовно-аскетического подвига и опыта, бежавший в свое время из Москвы спасаться на край света, на остров в Белом море, Никон тонким подвижническим духом чувствовал, что смешение разных миров и образов жизни не дает возможности Москве быть в полной мере образом Горнего Иерусалима. Здесь этот образ растворен с образами совсем иного характера и духа. К тому же если говорить о храме Покрова на Красной площади, то он мог быть «Иерусалимом Новым» лишь в смысле знака (знамения), но не образа , поскольку кроме некоторых черт «Иерусалим Новый» как Царство Небесное не явлен даже в Откровении в достаточно описуемом виде. Отсюда, во-первых, следовало, что создать относительно чистый образ Царства Небесного можно только вне мирской, городской суеты.

Богоявленский скит — резиденция патр. Никона:

Новоиерусалимский Иордан очень похож на Иордан Св. земли.

Поэтому, став патриархом Московским и Всея Руси в 1652 году, он прежде всего приступает к постройке Иверского Валдайского монастыря во образ Иверской обители на Афоне и даже шире — во образ всей святой горы. Святой полуостров Афон у Никона становится «Святым островом», озеро Валдай получает название «Святого озера».

Главной святыней монастыря должна стать копия с чудотворной Иверской Афонской иконы Божией Матери «Портатиссы» (Вратарницы) . Братия в монастырь набирается нарочито разноплеменная (подобно разноплеменным монастырям святой горы). Здесь и русские, и белорусы (их больше всего), и принявшие православие немцы, литовцы, поляки, евреи и даже один калмык… Это первый опыт создания на Русской земле достаточно отвлеченного, условного (лишь в каких- то самых общих чертах) подобия святому месту православного Востока. Опыт прошел успешно в том отношении, что в русском обществе он не вызвал принципиального протеста и разногласий.

Но не успев закончить постройку Иверского монастыря, в 1656 году святейший Никон приступил к строительству сразу двух монастырей — Крестного Кийского (на острове Онежской губы, по обету) и Воскресенского на реке Истра под Москвой. На Кийский остров отправляется главная святыня для монастыря — большой, в натуральную величину, крест кипарисового дерева, привезенного из Палестины, с вложенным в него множеством частиц мощей святых.

Почему такое вещественное знамение Святой земли направляется на далекий русский Север? Образно-символической связи с историческим Иерусалимом в архитектурном отношении Кийский островной монастырь не имел никакой, зато у него была связь с указанными образами «Иерусалима Нового» из Откровения Иоанна Богослова — «престолом» у «моря» и поющими Богу праведниками, «стоящими на море»…

 

 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Перейти к верхней панели